Милосердие дроу

Быки, пыхтя и надтреснуто, с хрипом вдыхая морозный утренний воздух, тащили две тяжелые телеги, груженные бесценным метеоритным железом. Братья-пауки, смеясь, подгоняли их, стегая по бокам сухими деревянными ветками. Солнце медленно катилось по небу, и все дроу были вынуждены спрятать адамантиновое о 949x2321j ;ружие и набросить широкие капюшоны, надежно защищающие глаза от губительного солнечного света. Только Италлак, гордо подняв к небу голову, ехал впереди небольшого отряда. Его белые волосы развевались на ветру шелковыми волнами, утреннее солнце высекало слезы из глаз бестиолога, любой другой дроу на его месте мгновенно ослеп бы, но годы длительных, мучительных тренировок приучили Италлака к солнечному свету, и теперь он ехал, внимательно рассматривая горизонт, готовый в любой момент поднять тревогу.

Шел четвертый день их пребывания на поверхности. Мечты о приятной, сумрачной прохладе родного Мензоберранзана не давали дроу покоя, они все желали поскорее вернуться домой, но тяжелая упряжка и неповоротливые быки задерживали их, и путешествие по степи грозило затянуться еще на несколько мучительно долгих дней.

Италлак подставив лицо ветру, втянул в ноздри морозный воздух, наполненный ароматами поздней осени, запахом грязи и горящей листвы, сухой травы и смерти, и приторным дымом далекого костра.

Они появились внезапно, и все же не старались скрыться от глаз темных эльфов в высокой, подернутой желтым осенним налетом траве. Черные фигуры всадников замелькали на горизонте, напротив восходящего солнца.

Италлак смог насчитать семерых и уже открыл рот, чтобы подать сигнал своим братьям, и тут степь будто ожила, загремела звонкими и глухими голосами, слившимися в единый воинственный, переливчатый крик, разносящийся по ее бескрайнему простору. Все новые и новые всадники мелькали на гребне холма, теряясь в высокой траве и вновь выплывая из нее причудливым миражом, будто несущиеся на ветру пушинки, внезапно подхваченные неистовым смерчем.

Дроу, перегруппировавшись, окружили кольцом остановившуюся телегу. «Пауки» ловко забрались на спины огромных, флегматичных волов и выхватили арбалеты, готовясь встретить врагов градом стрел, но солнце слепило их, а откинуть в сторону капюшоны, мешавшие целиться, они не решались.

Степняки выбрали идеальный момент для атаки: маленький отряд дроу при свете дня был бы легкой добычей для дикой орды неистовых воинов, если бы не Ансоталах. Бросив короткий взгляд в сторону степняков, он вытащил из висящей на поясе сумки крупную черную жемчужину, и ловко растер ее пальцами, будто она была сделана из песка. Ветер подхватил черный порошок оставшийся от жемчужины, но вместо того чтобы унести его прочь, закружился диким вихрем вокруг Ансоталаха, наполняя воздух фиолетовым свечением. Темный эльф, окруженный черно-фиолетовым вихрем, припал на колено и нараспев начал читать заклинание, медленно выговаривая магические формулы, пронзавшие воздух огненными копьями.

Братья-гвардейцы, переглянувшись, спрыгнули с мускулистых спин огромных волов и, обнажив специально подготовленное для битвы при свете солнца стальное оружие, встали рядом с магом, приготовившись умереть, но не допустить к нему врага. К ним присоединился оружейный мастер Эйденрил с кривым клинком из магического серебра. Он был единственным дроу, предпочитавшим адамантиновому оружию более хрупкое, но зато более легкое серебряное, и сейчас верный меч Эйденрила, казалось, засверкал еще ярче. Его умение обращаться с непривычным для других дроу стальным и серебряным оружием, безусловно, сыграет в этом бою немалую роль.

Степняки быстро приближались - их маленькие, верткие и быстроногие кони несли их вперед, поднимая облако пыли. В руках кочевники держали луки с натянутыми тетивами, в отличие от варваров долины Ледяного Ветра они не считали позором расстрелять врага из луков или закидать его дротиками.

Первые ряды атакующих кочевников резко ушли в сторону, обдав приготовившихся к обороне дроу дождем стрел. Но не так просты были лучшие воины Дома Баэнре, чтобы погибнуть от наспех выпущенных стрел. Сверкнули стальные и серебряные клинки, и перерубленные в полете стрелы бессильно упали на землю, не причинив дроу никакого вреда. Остальные стрелы пронеслись мимо, затерявшись в высокой траве.

Вторая волна несущихся вперед кочевников, видя, что стрелы безвредны для дроу, спрятала луки, вооружившись легкими кривыми саблями и арканами из прочной веревки, набросилась на темных эльфов стаей безжалостно жалящих оводов. Удачно брошенный аркан петлей стиснул запястье Эйденрила, но оружейный мастер, не растерявшись, легко перерубил натягивающуюся веревку и в повороте снес еще одного неудачливого кочевника, задумавшего набросить ему веревку на шею. «Пауки», прикрывая собой колдующего Ансоталаха, отражали десятки ударов - на них набросились основные силы кочевников. Одежда Алдариэга промокла от крови убитых врагов, на его щеке, выглядывавшей из рассеченного ловким ударом сабли капюшона, виднелся широкий порез, из которого хлестала кровь. Вардариину тоже приходилось нелегко. Раненный в плече шальной стрелой, он вынужден был сменить свой излюбленный стиль битвы сразу двумя клинками на более медлительный танец с длинным мечом, не способный спасти его от многочисленных ударов, обрушивающихся со всех сторон. Италлак, как мог, помогал «паукам», орудуя шипованой палицей, его удары сминали черепа и вышибали кочевников из седел, но также не способны были защитить бестиолога от ловких выпадов тонких сабель степных воинов. Верховые ящеры рычали, бешено размахивая тяжелыми хвостами. Резкими ударами острых зубов ломали шеи замешкавшимся лошадям и кусали за ноги всадников. Неистовая атака кочевников захлебнулась, и они были вынуждены отступить и перегруппироваться, не забывая, впрочем, поливать усталых дроу стрелами.

На земле, рядом с едва держащимися на ногах темными эльфами осталось лежать около десятка воинов степей, еще столько же с ненавистью глядя на отряд дроу, кружило вокруг, выбирая время для новой атаки.

Кетарн уже всерьез решил, что они малой кровью отобьются и в этот раз, особенно если Ансоталах закончит-таки свое колдовство. Как вдруг на гребне высокого холма медленно появились черные тени новых всадников, на этот раз скакавших гораздо медленнее кочевников, на более крупных конях-тяжеловозах. Потрясая зажатыми в руках боевыми топорами и палицами, варвары Утгара поспешили на широкую равнину, на помощь своим степным побратимам.

Понятия не имею, - пожал плечами, и тут же скорчился от боли Вардариин, - он читает очень сложные формулы, таких мне еще не приходилось слышать. похоже, это десятый круг!

Варвары, объединившись с кочевниками, разразились радостными воплями и единой толпой бросились на уставших, раненных дроу, ослепленных солнечным светом. Их было больше сотни против шестерых, и они знали, что в этот раз не потерпят поражения.

Объединившись в колесо мечей вокруг застывшего в фиолетовом вихре Ансоталаха, они приготовились стоять насмерть, до последней капли крови.

Первый натиск врага пришелся по Эйденрилу и Италлаку. Сдерживая врага, они закружились, и колесо мечей, вращаясь, отбросило бесформенную тучу врагов в сторону. Италлак улыбнулся, покрепче сжимая длинный меч, по самую рукоять обагренный кровью врага. Эйденрил сплевывал кровь, один из кочевников ловким ударом рассек ему лицо ото лба до подбородка, но это ни на мгновенье не остановило могучего воина. Варвары развернулись и плотным кольцом окружили темных эльфов, нанося мощные удары топорами и палицами. Первым на землю упал Вардариин, пропущенный им удар варварского топора раскроил череп темного эльфа и тот, не проронив ни звука, упал на землю. Его брат Алдариэг с яростным криком бросился на врагов, не обращая внимания на удары сабель, рвущие его плоть, и, закричав уже от боли, повис на копьях утгаров, окропляя кровью желтую траву. Колесо мечей разбилось и трое оставшихся в живых бойцов, оказались окруженными утгарами и кочевниками.

И в этот миг Ансоталах закончил, наконец, творить самое мощное из известных ему заклинаний.

Кетарн и Италлак нанизывали врагов на длинные мечи, рубили им головы и сбрасывали на землю, где мощные челюсти ящера приканчивали их, безжалостно раздирая раненных на части. Эйденрил, сменив серебряный клинок на арбалет, в наступившей темноте бил без промаха, с потрясающей быстротой перезаряжая свое о 949x2321j ;ружие. Ансоталах убивал мечом и магией, оставляя за собой выжженную, безжизненную землю.

Прикончив очередного противника, Кетарн ловко подбросил меч к почерневшему небу, перехватил его и изумленно застыл: шестеро воинов противника, вместо того, чтобы бежать с остальными в степь, подставляя спины стрелам Эйденрила, все еще продолжали сражаться, тесня Ансоталаха. К ним, перегруппировываясь, присоединялись степняки и уцелевшие утгары.

Италлак коротко кивнул, и, наклонившись на стременах, поднял с земли окровавленный аркан убитого им степняка. Веревка засвистела над головой темного эльфа, когда он, подобравшись к варварам, набросил ее на замешкавшегося Трогвара. Воин взревел, попытался разрезать путы мечом, но резкий рывок вырвал его из седла, и с силой ударил о землю, вышибив воздух из легких. Теряя сознание, Трогвар увидел, как его друзья, лишившись предводителя, гибнут под стрелами темных эльфов.

Нарэк, устроившись на резном деревянном стуле, задумчиво рассматривал свои ногти. Рядом с ним, помахивая хвостом, стоял огромный черный абишаи. Его глаза яростно сверкали, когда он смотрел на своего хозяина. Нарэк делал вид, что не замечает ядовитых взглядов демона, и преспокойно продолжил говорить:

Грохрогим пожал плечами. Его хвост медленно двигался из стороны в сторону, переливаясь в тусклом свете магических светильников черной чешуей.

- дроу, гораздо более изощрены в коварстве и предательствах, нежели мы, , - медленно проговорил Грохрогим и улыбнулся, поймав изумленный взгляд Нарэка, - да, темный эльф, мы существа первозданного порядка и никогда не убиваем своих собратьев без официального вызова на поединок. Так вот. - задумался Грохрогим, - когда темный эльф хочет, оставшись в тени убить собрата, что он делает?

Ты прав в одном, асассин - всего лишь инструмент, - фыркнул Грохрогим, - орудие в руке неумелого человека может принести вред и ему самому, но не об этом речь. я не собираюсь обращаться за помощью к асассинам. В этом деле они будут нам только помехой. Я предлагаю изготовить оружие, инструмент, который уничтожит твоих врагов, а когда верховная мать или даже сама богиня Ллотх спросит тебя о том, что случилось с ее возлюбленными слугами, ты просто пожмешь плечами и ответишь: «не знаю».

Трогвар открыл глаза, чувствуя, как сознание медленно возвращается к нему вместе с болью от многочисленных ран и воспоминанием о новом поражении. Удивительно, но темным эльфам удалось второй раз победить превосходящий их отряд, правда, снова не обошлось без колдовства. Ах, Темпос, почему же ты не защитил своих верных слуг от коварства колдунов? Где мы подвели тебя, господин меча? Где прогневили?

Варвар сморгнул кровь, залившую глаза, и уставился на медленно ползущие над головой облака, сплошная белизна, кое-где прорезаемая льдисто-голубой бездной небесного купола. Неужто он умер и попал в Небесный Чертог? Но нет. слух, вернувшись к Трогвару, донес до него противный скрип колес и тихий шепот темных эльфов, варвар шевельнул руками - они оказались надежно связанными, ног он вообще не чувствовал. Наклонив голову, он разглядел сквозь туман боли, наползший на рассудок от слишком резкого движения, двух темных эльфов в широких черных плащах, лицо одного из них было почти полностью покрыто белыми бинтами, кое-где пропитанными расплывшимися пятнами красной крови. Несмотря на боль в голове, Трогвар улыбнулся, - оказывается их тоже можно ранить, а значит, все-таки можно победить.. Но окончательно он убедился в этом, лишь увидев носилки с трупом эльфа, которые везли два верховых чудовища, на которых адские эльфы скакали не хуже степняков, оседлавших своих лучших жеребцов.

Трогвар с ненавистью глядя на темного эльфа, рванулся вперед. и, ослепленный резкой болью, провалился в небытие.

Ансоталах понуро склонив голову, проводил молодого дроу взглядом. Смерть Вардариина тяжелым грузом вдавливала воина-чародея в землю. Братья-пауки были одними из немногих темных эльфов, которым он искренне симпатизировал, и даже завидовал их дружбе, и вот теперь Вардариин мертв, а его брат лежит при смерти истекая кровью. Чудом было уже то, что он еще дышит. Пронзенный вражьими копьями и покалеченный неумелыми, но мощными ударами палиц и топоров, Алдариэг потерял много крови, но выжил, и теперь его жизнь зависела от того, насколько быстро они доберутся до Мензоберранзана. А виноват был во всем он, Ансоталах, бесстрашный воин-чародей, пощадивший варвара в глупом, бессмысленном акте милосердия и благородства, чуждого суровой природе дроу. Теперь он вынужден был платить за это высокомерие, которым он в глубине души желал поставить себя выше собратьев в глазах неизвестного зрителя. Нужно было убить этого варвара, тем более что он и сам просил об этом.

Теперь же их обоих ожидал океан боли, пленника и его хозяина, которого по прибытии в родной город жрицы Ллотх, скорее всего, предадут немыслимым пыткам.

Италлак молча кивнул и, развернув ящера, вернулся к носилкам, в которых лежал покрытый бинтами Алдариэг. Изувеченный дроу не приходил в сознание уже второй день, и его лицо было мертвенно бледно, но перевязанная белыми бинтами грудь все же высоко вздымалась, повинуясь его дыханию. До Мензоберранзана было самое большее день пути, но для Алдариэга этот день мог стать последним.

.Мать Баэнре в задумчивости сидела на своем черном гигантском троне. Новости, принесенные ее шпионами из Дома До'Урден, были неутешительными. Мать Мэлис пользовалась безразмерной поддержкой Ллотх, ее сын Дриззт был лучшим учеником-воином в Академии, вот уже три года превосходя успехи сыновей Баэнре. Военная мощь Десятого Дома росла с каждым днем, и ныне он уступал только верховному Дому Баэнре, да и то ненамного, компенсируя недостаток рабов лучшими воинами дроу, такими как Закнафейн До'Урден - гроза жриц Ллотх, уничтоживший несколько десятков женщин-дроу.

Она устала от жизни.

Скривившись от боли в пояснице, Баэнре все-таки сумела без посторонней помощи встать с обложенного подушками черного трона, такое с ней ныне случалось редко, все кости были будто покрыты соляным налетом, скрипевшим при каждом движении. Иногда ей было трудно представить, что она все еще та самая Баэнре, которая, шутя, могла прыгнуть в два раза выше собственного роста и, приземлившись на упругие ноги, кувыркнуться с места назад, сделав в воздухе два полных переворота. Теперь она с трудом могла подняться на ноги без посторонней помощи.

Не лучше ли бросить, оставить это все во тьме и хотя бы последние дни жизни провести в покое, наедине с собой, во мраке глубин Подземья, наслаждаясь мелодичным звоном капель ледяной воды, сверкающим водопадом несущейся с уступа на уступ. Власть? Что такое власть. цветок, которому суждено увянуть раньше, чем ты успеешь им насладиться. Быть может, увянуть вместе с тобой, погребя все то, что осталось от твоей души под грудой тел убитых тобой в спину врагов, друзей, сестер и братьев. Что проку во власти, если сама жизнь безразлична тебе? Пустой поток секунд, сливающихся в минуты, минут сливающихся в часы, часов. дней. столетий. вокруг есть только черный свод огромного собора, а рядом только безмолвная богиня, которая не дарует тебе милости, когда твой жизненный путь, наконец, оборвется, и ты, проклиная все на свете, падешь во тьму.

Да дочь моя? - нашла в себе силы отозваться она, хотя все ее существо умоляло навсегда погрузиться во тьме забытья, чтобы никогда больше не просыпаться по ночам, боясь пошевелиться, дабы не потревожить змею, подложенную какой-то предприимчивой доченькой, а утром, вскочив с постели, убедиться, что, ядовитая тварь существовала только в твоем воображении. И тихо молиться Ллотх, благодаря богиню за каждое мгновенье бесцельно прожитой жизни.

Баэнре усмехнулась. Тэйа была лучшей ее ученицей и достигла невероятных для своего возраста успехов в мастерстве жрицы Ллотх, но вот скрывать свои эмоции до сих пор так и не научилась. В чем-то она напоминала саму Баэнре в далекие годы ее беззаботной юности и верховная мать поневоле радовалась такому сходству, каждый раз напоминающему ей что и она, ныне уродливая и дряхлая, была когда-то молодой и красивой.

Ансоталах, покорный судьбе, сидел в Зале Ожиданий, застыв в трансе успокаивающей медитации. Кетарн мерил маленький зал из стороны в сторону не находя себе места и зло поглядывая на совершенно спокойного противника. С момента прибытия в Мензоберранзан они обменялись только несколькими словами.

.Зашуршали тяжелые занавески заменявшие двери в Зале Ожидания, на пороге возникла Тэйа, и Ансоталах приветливо улыбнулся ей, выходя из транса медитации. Младшая жрица выглядела как всегда прекрасно: сверкающая черная кожа, светло-алые, почти белые глаза, разительно отличающиеся от кроваво-красных огненных зрачков ее сородичей, белые волосы волнами падающие на спину. Тэйа ограничилась легким кивком, причем непонятно кому он предназначался, Ансоталаху, или его нетерпеливому оппоненту.

Тогда следуйте за мной. - Тэйа развернулась и скрылась за занавесками, братья последовали за ней, молча, поглядывая друг на друга. Во взгляде Ансоталаха читалось явное равнодушие к происходящему, выводившее Кетарна из себя, молодой дроу буравил воина-колдуна выжидающим, оценивающим взглядом готового к прыжку хищника.

Пройдя по небольшому коридору, они вошли в собор Дома Баэнре. Верховная мать, успевшая ко времени их прибытия снова удобно утроиться в глубоком черном троне, жестом подозвала их. Кетарн решительно зашагал вперед, Ансоталах пошел следом, тихо ступая по пестрому ковру, Тэйа замыкала процессию, задумчиво рассматривая магическое изображение Ллотх. Подойдя к черному трону, Ансоталах склонился в почтительном поклоне, Кетарн чуть помедлив, последовал его примеру.

Баэнре искренне наслаждаясь происходящим, наблюдала за Ансоталахом, ее забавляла несгибаемая выдержка легендарного воина-мага, и его способность не произнося ни слова стереть в порошок оппонента одним взглядом. Будет жаль, если в этот раз ему не удастся уйти от стальной хватки Закона Ллотх, готовой сомкнуться у него на шее.

Скорбная весть. - Заметила Баэнре, хотя по ее лицу нельзя было сказать, что она печалиться произошедшим. Метеоритное железо, добытое темными эльфами, перевешивало любые потери. - Что тебе есть сказать в свое о 949x2321j ;правдание, Ансоталах? Чем объяснишь ты свое милосердие, оскорбившее Ллотх?

Ансоталах глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, но по его уверенному взгляду Тэйа, как и мать Баэнре, поняла, что и в этот раз колдуну удастся выйти сухим из воды.

Верховная мать, откровенно улыбаясь, откинулась на мягкую, укрытую красными подушками спинку черного трона-паука. Тэйа с уважением смотрела на Ансоталаха, восхищаясь его выдержкой и сообразительностью в который раз спасавшей магу жизнь. Кетарн утратил дар речи и, открыв рот, смотрел на старшего брата. Такой возможности он и предусмотреть не мог, и теперь не знал, радоваться ему или огорчаться, в конце концов, если он нанес другому дроу ложное о 949x2321j ;скорбление, то по Закону должен был расплатиться за него сам. Ансоталах понуро склонил голову, ни одно слово сказанного им не было правдой. Он отпустил варвара, потому что увидел в нем существо похожее на него самого, способное к жалости, милосердию и благородству. Отпустил - потому что хотел возвыситься в глазах своих подчиненных, но никак не из желания навредить гордому горцу, причинить ему боль позора и поражения. «Нет стыда в поражении, пока дух воина не сломлен!» сказал он тогда, и это было чистой правдой. Но это было не важно, все было не важно, смерть Вардариина навсегда легло на его и так отнюдь не чистую совесть, и будет вдавливать его в землю до конца его безрадостной жизни вместе с другими грехами, малыми и большими. Но кое-что он все сделать мог, он мог спасти от смерти другого своего брата.

Кетарн, обвиняя меня в смерти брата, руководствовался своей неопытностью и невежеством, а не намеренным стремлением осудить меня по ложному обвинению. - Резко проговорил он, глядя верховной матери в глаза. - Невежество - не преступление, не зная обычаев варваров, он ошибочно принял пытку за милосердие. Но ошибочное суждение - это не преступление, не здесь, не в Мензоберранзане. - Последние слова он произнес стальным голосом, отметающим любые протесты со стороны матери Баэнре. Верховная мать оценила дерзость и храбрость Ансоталаха и благосклонно кивнула ему.

Молитвы наши всегда пребудут с ним. - Еще раз низко поклонился Ансоталах и, резко развернувшись, начал спускаться по гигантской лестнице к выходу из собора. Кетарн, все еще не верящий удаче и милости брата, пощадившей его, направился следом, ступая далеко не так уверенно как несколько минут назад.

Заговорил Кетарн только у выхода из Зала Ожиданий. Схватив Ансоталаха за плечо, он резко развернул его к лицом к себе, впившись взглядом в его красные глаза.

Трогвар очнулся в полной темноте. Отпрянув назад, он упал, уперся спиной в холодные металлические прутья. Клетка! Они посадили его в клетку! Могло ли быть для воина долины Ледяного Ветра худшее унижение? По суровым законам своего племени он должен был расшибиться о прочные прутья, свернуть себе шею, но только не терпеть унижение. но был ли рядом хоть один варвар Долины, способный оценить такую жертву, или наоборот, осудить подчинившегося судьбе воина, которого больше нельзя было назвать мужчиной?

Обхватив голову руками, Трогвар упал на пол раскачивающейся клетки, и зарыдал, проклиная судьбу.

Смех, раздавшийся со всех сторон, окружил его, и варвар, приглядевшись, различил, что его клетка висела на столбе просто посреди округлой площади огромного города. Рядом с ним черными тенями скользили темные эльфы, равнодушно смотревшие в сторону сломленного воина или наоборот, останавливающиеся поглумиться над опозорившим себя горцем. Насмешки звучали со всех сторон, окружив Трогвара плотным облаком жалящих пчел. Мучительная боль, перемешанная со стыдом, заставила варвара заметаться в просторной клетке, схватившись за раскалывающуюся от пульсирующей боли голову. Казалось, он попал в ад, черные тени скользили вокруг призрачными миражами, клетка скрипела ржавыми цепями. Этого не могло происходить на самом деле, только не с ним.

И все же это была реальность, ужасная, но неотвратимая, она сжала его в стальных тисках, не желая выпускать, варвар молил Темпоса подарить ему смелость дабы, вложив голову между прутьями, резким рывком свернуть ее, покончив с этой пыткой.

Но храбрости не хватало даже на то, чтобы принять нынешнее положение. Варвар упорно отказывался поверить в происходящее, и судорожно дыша, носился по клетке, ударяясь о ржавые прутья в тщетной попытке пробудиться от кошмарного сна.

Исилди, тяжело ступая по каменной мостовой, шел по подземному проспекту Мензоберранзана, идущему прочь от Дома Баэнре, к струящемуся внизу черно-фиолетовыми оттенками подземному городу.

И ты извини, Чьюгнур. - Отстранено пробормотал гоблин и взмахнул извлеченной из широкого кармана ножкой стула, подобранной им в бараках. Его движение опередило удар Чьюгнура, и оглушенный кварт упал на мостовую. Правда, дубинка Исилди при этом треснула и развалилась, но оружие из ножки стула было в любом случаи никудышнее. Больше гоблин надеялся на самодельный нож, отобранный им у Торгра.

Оттащив оглушенного товарища в небольшую грибную рощицу у основания главного здания Дома Баэнре, Исилди крадучись подошел к воротам, надежно закрывающим единственный вход в пределы территории Первого Дома.

Двое о 949x2321j ;хранников-дроу скучающе всматриваясь во тьму гигантской пещеры, наслаждались зрелищем переливающегося огнями Мензоберранзана, со всех сторон окружающего Дом Баэнре каменным лабиринтом. Задумавшись, над тем, как лучше всего пройти через ворота, Исилди решил, что самым разумным решением было просто взять и выйти, не спрашивая ни у кого разрешения и не пытаясь перебраться через высокую стальную ограду, увенчанную острыми шипами.

Гоблин сильно сомневался, что охранники проверяют каждого выходящего в город с поручением раба, конечно, вскоре обман раскроется и его, скорее всего, скормят паукам, но это было уже не важно, главное - вернуть племени варваров долг крови за Черного Волка, чтобы души предков смогли обрести покой. Одной смерти будет достаточно, чтобы упокоить целый народ, и что такое жизнь Исилди в сравнении с этой великой миссией, возложенной на него духом-покровителем его племени?

Охранники равнодушно отворили ворота перед рабом одетым в форму личного слуги, и Исилди беспрепятственно покинул пределы Дома Баэнре. И только тут сообразил, что не знает где искать площадь, где, по слухам, висела клетка с заключенным в нее рабом-варваром.

.Гоблин бесцельно шел вперед, не разбирая дороги. Мимо черными тенями скользили дроу и их слуги, проносились верховые ящеры. Исилди было все равно, его глаза застигала багровая пелена отчаяния и боли, он знал, что сегодня отдаст долг крови народу Лося и сам погибнет от рук своих новых хозяев. Но это было не важно, жизнь потеряла для него смысл с того момента как стяг с черным волком, истлев, разлетелся по ветру серым пеплом. Вместе с душой Исилди, с его настоящим именем, которое он теперь не мог вспомнить, потому что оно утратило истинный смысл. Не осталось ничего, за что стоило бы сражаться, во что стоило верить. Остался только долг. Смерть - освобождение, долг - каменная глыба, нет боли, нет страха, нет ненависти. Вокруг нет ничего, кроме мести.

И тут он увидел его. к счастью, площадь, на которой повесили клетку, была центральной, и пропустить ее было невозможно. Исилди остолбенел, глядя на раскачивающуюся клетку, в которой сидел поникший человек, не подающий признаков жизни. Неужели он опоздал?.. Но нет. человек поднял голову, и на его щеках блеснули слезы. Могучий варвар плакал...

Незнакомец говорил на языке гоблинов. Любой варвар долины Ледяного Ветра знал этот язык с детства, и Трогвар без труда разобрал слова. Развернувшись, он встретился глазами с маленьким, приземистым гоблином лет двенадцати, что у них считалось ранней юностью. Было что-то в этом маленьком, одетом в фиолетовый костюм гоблине знакомое. Манера двигать левой рукой, блеск в умных, выразительных голубых глазах. Варвар вспомнил, что видел этого гоблина раньше, в сумятице битвы и, присмотревшись, разглядел на его лбу начавший заживать шрам, оставленный боевым молотом. Его, Трогвара, молотом. Варвар не знал, как это могло случиться, но это была правдой, судьба вновь свела двух противников вместе, и Трогвар с радостью понял, что этот гоблин может стать его спасителем от нестерпимой душевной муки. Один короткий удар - и смерть поглотит его вместе со всей болью, скопившейся в истерзанной душе гордого горца.

Исилди размахнулся, занося для удара самодельный, тупой нож, и нанес мощный удар снизу вверх. в последний момент остановив его, едва коснувшись кончиком ножа подбородка варвара. Капля крови стекла по лезвию, упав на руку гоблина. Исилди сморгнул и попытался заставить себя надавить сильнее, убить мерзкого варвара и отомстить за родных, но дрожащие руки не слушались. «Убей себя сам» приказал он ему, протягивая нож, и отвернулся. Он был не способен казнить живое существо, убить неспособного сопротивляться противника, одно дело - поднять на врага оружие в горячке боя, защищая своих. И совсем другое - пронзить беззащитного, сломленного варвара, не заслуживающего ничего, кроме милосердия и сострадания.

Трогвар взял предложенный ему нож и несколько мучительно долгих мгновений рассматривал лезвие, оно было тупым, но можно было заколоть себя на смерть, бросившись на нож. Какое искушение! Покончить все одним рывком, вспышка боли - и нет больше страха, стыда, позора, боли. И темнота навеки сомкнется над ним, принимая своего заблудшего сына в каменные объятья смерти. Но какая-то часть разума и души варвара хотела жить, хотела слишком сильно, чтобы вот так погибнуть в черной бездне колдовского подземелья.

Нужно продолжать жить, продолжать терпеть боль и унижения. Пока ты жив, еще есть шанс изменить все.

Трус! - прокричал Исилди, гневно глядя на варвара. - Ты опозорил имя своих предков!

Мигорхорг нашел своего ученика на главной площади. Обхватив голову руками, он понуро сидел возле железной клетки, в которой с подавленным видом томился пойманный варвар. Вот гоблин поднял голову, сверкнули голубые глаза, расширившись при виде Мигорхорга, рука гоблина подняла с пола самодельный нож, похоже, он решил, что дроу явился наказать непокорного раба и принял решение умереть сражаясь. Мигорхорг усмехнулся, смелый гоблин, и сообразительный.

Дроу взмахнул рукой, сверкнул яркий свет, - и они уже стояли посреди круглой комнаты на вершине второго сталагмита Дома Баэнре. Стены были заставлены полками с разнообразным оружием, Исилди огляделся, и понял, что попал в арсенал, где хранилось оружие охранников и воинов-рабов. Сомнительно, чтобы дроу пользовались оружием такого низкого качества: все ножи, мечи и копья, прислоненные к стенам, были железными и, изредка, стальными, ни одного адамантинового клинка. Мигорхорг прислонился спиной к стене и легким жестом указал на стенд с короткими клинками.

Гоблин понимающе кивнул. В племени Черного Волка недоучкой называли того, кто, не выслушав совета старших, старался все сделать по своему. И, конечно, в конце концов, портил все и признавал свою неправоту, обычно слишком поздно, для того чтобы это признание что-либо изменило. Поэтому недоучки приносили больший вред, чем простые бездельники.

Раб подошел к полке с короткими кинжалами и принялся задумчиво рассматривать их, решая какой из них наилучший. Кинжалов, стилетов и других клинков здесь несколько десятков, и все разные: заостренные и тупые на конце, предназначенные колоть, рубить или делать и то и другое о 949x2321j ;дновременно, как изогнутые калишманские ножи-крисы с волнистыми лезвиями и тетирские утяжеленные стилеты с лезвием, выполненным в виде пилы. Были здесь и прямые клинки жителей долины Ледяного Ветра, изогнутые полумесяцем кинжалы Теневых Воров Амна и шиповатые ударные кинжалы кобольдов южного побережья. Исилди, не знавший названий, бегал по полке глазами в тщетной попытке выбрать для себя подходящее оружие, казалось, прошла вечность, пока, наконец, мозолистая ладонь гоблина не сомкнулась на отделанной кожей рукояти калишманского длинного стилета. Лезвие этого малораспространенного на севере оружия было острым только с одной стороны, как у сабли или ятагана, но лезвие было прямым, без изгибов. Гарды не было - лезвие соединялось с рукоятью совершенно гладким стыком. Рукоять была изогнута назад, так чтобы костяшки пальцев находились за лезвием, а не перед ним. Благодаря этому можно было спокойно давать вражескому мечу соскальзывать по лезвию без опаски повредить руку, вместо того, чтобы отражать удары тяжелой гардой или отбивать их, делая лишнее усилие. Гоблин поднял стилет и неумело взмахнул им в воздухе. Мигорхорг с улыбкой наблюдал за ним.

Да, этот клинок идеально подходит тебе, - кивнул он гоблину, зачаровано наблюдающему за бликами тусклых светильников на закаленной поверхности клинка, - хотя на самом деле это оружие выбирает владельца, а не наоборот. Это мъерщ - клинок пустынной бури. Он изготовлен не из металла, как сначала может показаться, это особым образом обработанное стекло. По традиции мъерщ должен пролежать пять лет в пустыне, под раскаленными лучами солнца, чтобы впитать в себя мощь бури - именно поэтому они так редки на севере. Стекло, из которого изготовлен клинок, крепче железа и стали, но или с легкостью сломают его. Однако этого не случиться, если мъерщ будет в руках умелого воина.

Исилди кивнул и с восхищением подбросил в руке непривычный клинок, он был легок как пустой глиняный кувшин, но гоблин чувствовал - стоит только размахнуться и всадить его в стену, и треснет камень, но никак не закаленный в пустыне мъерщ.

Это Исилди понять мог, всему научиться за жизнь не успеешь, и тут учить его вязать хитрые узлы и ездить на верховых ящерах никто не будет, и это гоблина вполне устраивало. Единственной возможной для него жизнью теперь была жизнь воина, странствующего по миру, чтобы отдать долг крови за своих родных, отдать не какому-то жалкому пленному варвару а настоящим, суровым воинам, души которых, принесенные в жертву Черному Волку, надолго утолят его вечный голод.

Мигорхорг говорил еще долго, уделяя внимание всем, казалось бы, самым незначительным моментам, о которых должен помнить в бою настоящий мастер. А потом, взяв в руки длинную палку, заставил Исилди уворачиваться от нее, не сбиваясь при этом с установленного темпа дыхания. Секунда - вдох, три секунды - выдох. Наказывая за малейшее неповиновение командам сильным ударом той самой деревянной палкой. Эта изощренная пытка продолжалась до тех пор, пока Исилди не потерял сознание. Когда он пришел в себя, первым что он увидел, был склонившийся над ним Мигорхорг, правда, склонившийся вовсе не для того чтобы помочь ученику подняться. Сильнейший удар палкой в живот заставил Исилди согнуться почти вдвое.

Ансоталах, облокотившись о теплый металлический поручень, смотрел вниз, в огромную яму, покрытую алыми отблесками бушующего внизу пламени. Он, как и другие стоящие вокруг ямы маги, был очарован этим зрелищем, хотя в последнее время являлся сюда часто.

Орки-рабы закончили грузить в адамантиновую клетку, защищенную огнеустойчивыми заклятьями, метеоритную руду и, откланявшись, удалились, опасливо оглядываясь на десять тощих фигур, закутанных в бесформенные фиолетовые плащи. Лучшие маги Дома Баэнре, переглянувшись, кивнули, - время настало. Подняв руки к потолку, они начали нараспев читать сложную паутину слов заклятья Вызова, силой воли прорезая коридор между материальным планом бытия и стихийным планом Бушующего Пламени, где обитали существа привычные к нестерпимому для остальных живых существ жару и огню.

Сияющий коридор портала открылся над пропастью, и заплясал сине-голубыми красками, расплываясь очертаниями во тьме. Ансоталах выступил вперед, существу иного плана бытия необходимо было тело, чтобы существовать в материальном мире и в этот раз жребий выпал на Ансоталах. Что ж, это могло даже оказаться интересным опытом. Воспользовавшись врожденной способностью дроу к левитации, Ансоталах взлетел к потолку зала, остановившись напротив сияющего провала магического коридора.

Портал засветился алыми огнями и тело Ансоталаха запылало черным пламенем, дроу не почувствовал боли, когда демон, выжигая его сознание, овладел новым телом, зависнув над круглым залом. Нагретый испарениями огненной ямы воздух казался Тчезару слишком холодным. Кто в этот раз посмел нарушить его покой? Горящая фигура Ансоталаха крутанулась в воздухе, и поплыла по кругу, вглядываясь в лица призвавших его магов.

Мензоберранзана.

Довольная улыбка выдавала планы Эленгара, он считал себя наиболее достойным из всех магов Мензоберранзана, и по праву должен был овладеть магическим клинком, который выкует сам мастер Тчезару.

С каким нетерпением он ожидал этого часа! Древние книги открыли ему тайное имя демона, чей дух был необычайно, практически невероятно силен. заключив его в ловушку металла, Эленгар уподобиться древним богам, и, кто знает, возможно, даже займет среди них достойное место.

защищенная рунами силы клетка с метеоритным железом.

Огонь, боль.. Разум Ансоталаха, подавленный и загнанный в глубины сознания волей мастера Тчезару, воспротивился, когда его тело погрузилось в бушующее пламя, но демон подавил жалкий протест, и радостно нырнул в колышущееся море лавы небольшого подземного вулкана, мерно выдыхающего жар глубоко под улицами Мензоберранзана.

Адамантиновая клетка, шипя и отражая пламя рунами силы, погрузилась в лаву рядом с плавающим в ней Тчезару. Метеоритное железо стало мягким и податливым, как смола, но все же не растворялось в лаве, и не растекалась по поверхности озера, сохраняя форму небольших черных камней.

Огромная наковальня стояла на островке посреди моря бушующего огня. Легенды гласили, что здесь когда-то была величайшая кузница титанов, в которой они ковали оружие для демонов и богов. Взяв в руки пылающие, шипящие слитки метеоритного железа, Тчезару подплыл к островку и положил черный металл на наковальню. Выйдя из моря лавы, он взял в руки лежащий рядом с наковальней молот, сотканный из сгустков астральной энергии, таким молотом можно было разбить на куски саму грань мироздания и пробиться к черному пространству, окружающему Вселенную вечным холодом. Тчезару поднял молот над головой и громким, ревущим голосом зачитывая заклятья, начал опускать его на слитки железа, плюща и кроша их.

Податливо прогибаясь, под могучими ударами молота, куски железа сливались в единый, широкий клинок. Тчезару читал могучие заклятья силы, нанося астральным молотом магические руны на клинок. Синеватое сияние, исходившее от них, превращало алую, пылающую кузню в изумрудный чертог, смешиваясь с красным отсветом лавы и превращая его в ярко-зеленый, болезненный для глаз свет.

Обычно Тчезару не любил работать по принуждению и портил все вещи, изготовленные по приказу Эленгара и других колдунов, небольшим проклятьем лишающая их части магической энергии. Но в этот раз огненный ифрит трудился, вкладывая в свое творение всю душу, все знания и все свое мастерство. И когда работа над клинком была, наконец, завершена, Тчезару понял, что в этот раз превзошел самого себя и вряд ли превзойдет еще раз.. Взяв в пылающие руки клинок, он, оттолкнувшись от озера колышущейся лавы, взлетел к терпеливо ожидающим его темными эльфам.

Увидев клинок, крепко сжатый в руке ифрита, Эленгар восхищенно подался вперед, даже он, чуждый воинскому искусству, был полностью очарован великолепным мечом. Это был двойной меч-шест с двумя лезвиями в форме полумесяцев, укрепленных на широкой черной рукояти. Тчезару знал, что делает свое оружие для мага, поэтому форма меча была выбрана не случайно. Клинки были покрыты плотной рунической вязью, сияющей в полумраке магической энергией.

«И он превзойдет их все, когда я заключу в него могущественного демона!» Пронеслось в голове Эленгара, когда он сомкнул руки на все еще теплой рукояти меча.

Великолепно! - выдохнул Эленгар и взмахнул оружием. Меч описал в воздухе два полных переворота и лег в руку Эленгара, так, как будто они никогда не расставались. Ифрит сбалансировал меч идеально - он почти не отличался по размерам и весу от адамантинового шеста, каким орудовал обычно Эленгар.

Тчезару поклонился, и пламя, окружающее его черную фигуру, разгорелось еще ярче. Темные эльфы расступились, зная по предыдущим ритуалам вызова, что сейчас ифрит закружиться в воздухе и пламя потухнет, оставив на месте пылающей фигуры темного эльфа, в тело которого вселился пришелец из иного плана - целого и невредимого.

Но вдруг произошло нечто необъяснимое, пламя разгоралось все ярче, не желая затухать, ифрит вертелся в воздухе и его пламенеющий дух исчезал в сияющей бездне портала, но огонь, окружающий фигуру Ансоталаха, и не думал утихать, напротив, он разгорался все ярче, пожирая темного эльфа.

На лицах всех магов был написан искренний испуг и недоумение, один лишь Эленгар отступил в тень, и довольно улыбаясь, помахивал Ифритом. Сегодня он избавился от своего злейшего врага и получил величайший дар, - мог ли день сложиться для него более удачно?

Разум Ансоталаха пробудился, и он понял, что горит, и дико закричал, кружась под потолком. Огонь поедал его тело голодными алыми языками, темный эльф заметался по залу, проклиная предателя, обрекшего его на такую судьбу. В последний раз, рывком поднявшись ввысь, он ударился о стену пещеры и огонь, окружающий его, с шипением потух. Обгорелое тело Ансоталаха упало с высоты четырех метров, ударившись о пол пещеры. Воздух наполнил зловонный смрад горелого мяса.

Маги-дроу осторожно подошли к телу Ансоталаха. Все они, кроме Эленгара, были искренне расстроены гибелью воина-чародея. Многие из присутствующих даже надеялись на то, что он в скором времени сместит жадного и порочного Эленгара и магическое братство Дома Баэнре расцветет с новой силой.

Эленгар прав, Сильдин, - обратился к молодому магу его более старший, а значит более бессердечный собрат, - его руки, его лицо. все обгорело, глаза выкипели! Нет, он не простил бы нашу мягкотелость, никто не заслуживает нести такое существование.

Последний маг скрылся во тьме, слившись с ней едва заметными очертаниями своего плаща-пивафви. Неизменным остался лишь отсвет далекого озера бушующей лавы на бледной каменной стене.

Исилди кружил по круглому залу, быстро вращая руками, в ушах стоял гул, кровь пульсировал в висках, руки, онемевшие от бесконечного движения, покрылись красными пятнами лопающихся капилляров. Гоблину казалось, что все его тело состоит из обнажившихся, напряженных до предела сухожилий, готовых в любой момент лопнуть, разлетевшись по залу кусками того, что некогда было гоблином по прозвищу Исилди.

Гоблин кивнул и послушно ускорил темп. Мышцы затрещали, готовые разорваться на куски, так велико было напряжение, сердце выскакивало из груди, боля все сильнее с каждым ударом.

. - Прохрипел Исилди, превозмогая боль в груди.

Исилди улыбаясь, ушел от свистящего шеста, потом еще раз, и еще раз. Палка проносилась перед его лицом, возле несущейся в воздухе руки, под выгнувшимся дугой животом, но ни разу так и не коснулась тела Исилди.

Мигорхорг, видя радость ученика, решил немного поумерить его пыл и небрежно ускорил скорость вращения палки, раз эдак в пять. Исилди не успел ничего понять. Он почувствовал только боль во всем теле, когда шест легко прошелся по всем его костям, без промаха разя гоблина во все уязвимые места. Отброшенный последним, сокрушительным ударом к стене, Исилди с ужасом понял, что собственное тело больше не подчиняется ему, он даже пальцем не мог пошевелить.

Тэйа вбежала в покои Ансоталаха, прижимая к груди книгу заклинаний искалеченного мага. Весть о случившемся с Ансоталахом кошмарном несчастии застигла ее во время дневного богослужения, ее принес Сильдин, молодой ученик Ансоталаха и один из немногих дроу, искренне уважавший своего учителя.

То, что некогда было великим воином и чародеем лежало на кровати укрытое легкими простынями, пропитавшимися кровью. Бока обгоревшего тела мерно вздымались, - колдун все еще дышал и даже пытался говорить во сне сгоревшими губами. Тэйа отшатнулась, изумленная одним видом некогда прекрасного эльфа. Пальцы на его руках обгорели и осыпались уродливыми обрубками, торча из дрожащих кистей, покрытая горелой кожей и шрамами грудь мерно вздымалась, а лицо. то, что некогда было лицом Ансоталаха, на всю жизнь запомнилось
Тэйе, и долго еще преследовало ее в кошмарах. Глаза вытекли, оставив на щеках прожженные раскаленными белками борозды, губы спеклись, обнажив белые зубы. Уродливая маска лица была исчерчена глубокими шрамами.

Тэйа упала в стоящее у постели кресло и напряженно схватилась за голову, она знала как мало милосердия проявят к изуродованному магу другие дроу, и Эленгар наверняка сумеет доказать свою невиновность.

Ансоталах захрипел, единственное, о чем он мечтал сейчас - это минута покоя, и милосердие Тэйи было для него хуже жгучей ненависти Эленгара, тот, хотя бы прекратил бы мучения своей жертвы одним точным ударом.

Верховная мать Баэнре, вцепившись побелевшими руками в подлокотники трона, с яростью смотрела в лицо своего сына. Как он посмел лишить Дом Баэнре надежной опоры в лице Ансоталаха?! Да еще в такое опасное время, когда До'Урден и другие Дома быстро набирают силу! И вот он стоял перед ней, и издевательски улыбаясь, смотрел в ее пылающие ненастью глаза. Он знал, что она не позволит себе лишить Дом Баэнре еще одного колдуна, знал, что ему ничего не грозит, и искренне наслаждался беспомощностью верховной матери.

Баэнре задала еще несколько вопросов о произошедшем, формулируя их так, чтобы старший сын мог ответить утвердительно, не выдав при этом свою вину, Эленгар был прав, он был слишком необходим Дому Баэнре.

Эленгар, уверившись в своей победе, насмешливо ухмыльнулся и развернулся, намереваясь с достоинством выйти из собора.

Тэйа, будто сорвавшаяся с цепи бешеная собака, сбила его с ног и принялась с невиданной для нее жестокостью избивать плетью и ногами, не обращая внимания на его вопли. У нее в ушах все еще стоял хриплый крик Ансоталаха, который не прекращался все время, пока она втирала лечебную мазь в его тело. Мать Баэнре, вначале с восхищением смотревшая на дочь, внезапно опомнилась и жестом остановила Тэйу, когда Эленгар перестал шевелиться.

Ансоталах. - Баэнре забарабанила пальцами по подлокотнику трона. - Он ведь еще жив, верно? Сможет ли он когда-нибудь колдовать?

Нарэк вертел в руках Ифрит, восхищенно любуясь игрой света на метеоритном лезвии двойного меча-посоха, без сомненья это было самое лучшее оружие, которое ему приходилось видеть. учитель оставил его в библиотеке, направившись на встречу с верховной матерью, и Нарэк в тайне надеялся, что эта встреча будет для него последней. Тогда он, единственный ученик великого мага, сможет по праву завладеть этим мечом и дюжиной не менее ценных артефактов.

Дверь в библиотеку с грохотом распахнулась, и на пороге возник Эленгар, яростно сжимающий кулаки.

Нарэк развернулся и гордо вышел из библиотеки с явным намереньем доложить о неподобающем поведении своего старшего брата верховной матери. «К черт!» подумал Эленгар массируя виски, сейчас он совершит то, после чего никакая верховная мать не будет ему страшна. Более того, если демон окажется достаточно силен, сама Ллотх вынуждена будет преклонить перед ним колени, и он станет новым верховным божеством дроу!

Схватив со стола кусок мела, Эленгар в ярости начертил на полу библиотеки круг, быстрыми штрихами вырисовывая в нем защитную пентаграмму. Проверив действие защитного заклятья, маг преступил к финальному шагу ритуала вызова, встав перед пентаграммой, он поднял руки к потолку и выкрикнул имя демона, трижды. Заклятье должно было открыть портал между мирами в центре пентаграммы, притянув демона в защитный круг, но, внезапно, портал, сверкая, открылся в другой стороне комнаты. Такое могло случиться только в случае, если демон уже был вызван на этот план бытия. Но как такое возможно?! Эленгар был уверен, что никому кроме него не известно имя демона.

Эленгар отскочил к стене, лихорадочно соображая, как защититься от надвигающейся опасности, и тут огромный черный абишаи вырвался из портала, круша все на своем пути. Уже дважды жалкие колдуны этого мира пытались подчинить его своей воле, и повторного унижения Грохрогим вытерпеть не мог. Бросившись вперед, он явно намеревался растерзать дерзкого мага. Эленгар отступил, защищаясь вертящимся в воздухе Ифритом.

Грохрогим спокойно пропустил опьяненного яростью мага, отойдя на шаг в сторону, взял небольшой стул, разбил его о каменную стойку с книгами, поднял отломанную ножку и с бешеной скоростью завертел ею в руках. Эленгар, тяжело дыша, развернулся и, занеся над головой Ифрит, снова бросился в атаку. Нет, этому демону не одолеть его, покуда в его руках такое могучее оружие. Ошибка мага состояла в том, что Грохрогим и не собирался вступать в ближний бой с противников вооруженным магическим оружием, он знал, что именно Тчезару изготовил этот меч, а мастерство, с каким были исполнены его творения, Грохрогим уже не раз испробовал на своей шкуре. Эленгар так никогда и не узнал, что отбросило его к стене, насквозь пробив грудь и пригвоздив его обвисшее тело к каменной стене, перед его лицом промелькнула лишь огненная вспышка, сопровождающаяся взрывом нестерпимой боли. и темнота.

Исилди осторожно просунул голову в небольшую круглую комнату, где на кровати лежал изуродованный Ансоталах. За время, проведенное гоблином в Мензоберранзане, он видел в воине-колдуне сурового, но справедливого дроу отличающегося от своих собратьев нежеланием жестоко наказывать рабов за мелкие проступки. Поэтому Исилди было искренне жаль обгоревшего мага.

Это я, Исилди, слуга Нарэка Баэнре. - Запинаясь, ответил Исилди на языке гоблинов. За одно он запомнил слово «Вел'усс», похоже, он означало «кто здесь?».

Ансоталах протянул руку и беспомощно пошарил ей в воздухе, Исилди вложил в раскрытую ладонь прохладный стакан с кристально-чистой водой из подземного источника. Рука Ансоталаха задрожала, мускулы задергались, и стакан вывалился из наполовину сгоревших пальцев, приземлившись в вовремя подставленную руку Исилди. Только одна крупная капля пролилась на пол. Ансоталах изумленно водя руками в воздухе, завертел головой, - похоже, он ожидал услышать звон разбившегося стекла.

Исилди, не раздумывая, поднес стакан с водой к лицу мага и тот, наклонившись, начал жадно хлебать холодную воду. Закончив пить, он откинулся на мягкие подушки и улыбнулся жуткими, обгоревшими губами.

Исилди поднял кинжал и протянул его Ансоталаху, маг принял оружие и занес его над собственной вздымающейся грудью, прижал к сердцу, его руки напряглись. и кинжал, выскользнув из обрубков пальцев, скользнул по груди, оставляя неглубокий порез. Ансоталах глубоко вздохнул.

Исилди осторожно убрал мягкие ботинки и снял деревянную крышку, под шкафом действительно оказался небольшой ящик, в котором лежала книга в тяжелом кожаном переплете с адамантиновым пауком на лицевой стороне и сложным узором выдавленной паутины окружающей его. Судя по всему, это была очень ценная книга. Исилди осторожно взял ее, но открывать не стал.

Нет. - Ответил Исилди, он был еще слишком мал, чтобы быть учеником шамана, которого варвары в день падения знамени Черного волка разрубили на части огромными топорами.

Хорошо. - Облегченно вздохнул Ансоталах. - Это моя книга заклинаний, я не хочу, чтобы она досталась какому-нибудь алчному недоучке вроде Нарэка или Эленгара, поэтому я прошу тебя спрятать ее скажем под лестницу, да, это будет хорошее место. Вторая лестница этого этажа, направо от моей комнаты, - пояснил Ансоталах, - под ней пятый кирпич левой стены немного отходит, трижды стукни по нему, только не сильно. И сразу отскакивай! Из основания лестницы выстреливают шипы. Положишь книгу в открывшийся тайник, рядом с моим магическим кинжалом, его бы я твоем месте не трогал, заклятье, наложенное на него испепелит любого посмевшего взять кинжал без моего разрешения. Все понял?

Исилди взял из шкафа плащ и обернул в него книгу.

Кстати, - как бы невзначай заметил маг, - если ты решишь оставить книгу у себя, учти, - ее магическая энергия очень велика и поджарит тебя дня через два.. А если другие рабы надут ее в каком-нибудь другом тайнике или проследят, как ты кладешь ее в мой. что ж, я не стану отрицать, что ты украл у меня книгу.

Исилди нервно кивнул. Совсем забыв, что Ансоталах не может увидеть его явный испуг, несмотря на все свои положительные качества, знаменитый воин-маг все же оставался темным эльфом, безжалостным, когда речь заходила о собственной выгоде. Откуда было знать молодому гоблину, что без этого врожденного коварства нельзя было выжить в Мензоберранзане, не говоря уже о том, чтобы стать одних из наиболее могущественных магов города.

Нарэк усмехнулся и отодвинул в сторону тяжелую книгу с древними заклятьями, до нее он доберется позже, когда будет способен постичь весь смысл могущественных заклинаний. Сейчас его больше интересовала коллекция магических колец Эленгара, особенно та ее часть, что содержала кольца способные метать огнем и кислотой, вызывать слепоту и другие заклятья второго круга также пока еще недоступные молодому магу. Пока еще. теперь, когда самодовольный Эленгар не будет мешать его обучению постоянными поручениями, Нарэк надеялся за несколько лет овладеть всем искусством магии, на постижение которого его учителю понадобились столетья. Благо весь материал об исследованьях и опытах Эленгара был здесь, как и его дневники, которые теперь по праву принадлежали ученику, вместе с великолепным магическим мечом Ифритом.

Тэйа задумчиво прошлась по комнате, изучая поломанные стулья и перекинутые столы с четкими отпечатками острых когтей на их деревянной, а иногда и каменной поверхности. Она знала только одно существо, способное проделать такое. Дыра, пробитая в стене орудием, убившим мага, все еще была теплой, а само орудие, как клялся Нарэк, отломанная ножка стула, рассыпалось в пепел, стоило жрице коснуться его, - до такой степени раскалил деревянную ножку незримый огонь.

Взяв со стола дневник Эленгара, Тэйа бегло просмотрела последние записи. Помимо присущих Эленгару самодовольных заявлений о собственном величии пестрела примечательная запись сделанная, судя по всему, несколько часов назад. «Сегодня я вызову демона и заключу его в Ифрит, многократно усилив этот могущественный клинок, завладев таким мощным источником энергии, я стану воистину непобедим. Все дроу склоняться перед моим величием, и я займу достойное место среди бессмертных богов моего народа, ибо я Эленгар - непобедимый владыка магического огня. Еще несколько часов, и демон Грохрогим покориться мне вместе с остальным миром.» Увидев имя демона, Тэйа побелела как полотно, и закусила губу, так что из нее потекла кровь. Нарэк с ужасом уставился на сестру, он не помнил, чтобы что-то могло настолько ее испугать. Он уже собирался спросить, в чем дело, но Тэйа отмахнувшись, вскочила со стула и, прижимая к груди дневник Эленгара, выбежала в коридор. Молодой дроу проводил ее недоуменным взглядом и снова принялся перебирать магические кольца.

Верховная мать, яростно сжимая кулаки, кругами ходила вокруг своего трона, известие о гибели Эленгара окончательно вывело ее из себя. «Тупица, идиот, кретин, да как он только посмел умереть именно сейчас!?» в другой раз Баэнре была бы даже довольна смертью старшего сына, но теперь, когда Ансоталах при смерти и некому занять место первого мага, а война с домом До'Урден неотвратима.

В небольшом коридоре, ведущем из-под тронного алькова, послышались легкие шаги, верховная мать недоуменно развернулась, и увидел Тэйу. Младшая жрица была явно чем-то напугана и дрожащими руками прижимала к груди какую-то книгу.

.Вцепившись когтистыми ногами в перила, черный абишаи завис на высоком балконе, вглядываясь в мерцающую тьму, расстилающегося под ногами.

Мензоберранзан.

Расправив крылья, Грохрогим рассмеялся и сорвался с балкона, начав свое падение во тьму, крылья, мощными толчками разгоняя воздух, в нескольких метрах над землей подбросили мускулистое тело абишаи вверх, к своду пещеры. В Подземье не было воздушных потоков и ветров, поэтому для полетов здесь нужно было прикладывать вдвое больше усилий, чем на поверхности, но Грохрогим искренне наслаждался чувством свободного, ничем не замедленного падения, охватывавшего его всякий раз, когда кожистые крылья, просвистев в воздухе, прижимались к покрытым сверкающей чешуей бокам.

Покружив над остроконечными шпилями каменных замков, Грохрогим снизился. Пролетев у самой земли по пустынной в этот час улочке возле центральной площади, коснулся крылом клетки со спящим Трогваром. Снова взмыл ввысь, улыбаясь окружающей его темноте сверкающими зубами. Для демона-баатезу он слишком любил жить, это признавали все, и его враги и те немногочисленные существа, которые могли считаться его друзьями.

Он любил запах моря и терпкий аромат колышущейся на ветру травы, ледяной воздух далекого севера и пылающих пустынь юга. Прохладу тени одинокого дерева, вкус оливкового вина. и свежей крови. Это был его мир, и он наслаждался каждым мгновеньем пребывания в нем, перед тем как вернуться к вечному бегу в бездне адского пламени и льда, к своему величайшему проклятью которое другие его соплеменники сочли бы величайшим благословением. В конце концов, так ли важна форма, в которой живешь? - ведь главное сама жизнь, существование, ощущение огня и холода, боли и радости, счастья и разочарования.

Это был его мир, и он отдавался ему всей злобой своей проклятой души, всей святостью своего мученичества, всей яростью отрицания собственной вины. Это был его мир. И он отдавал ему все сполна.

Серебрённые башни упали - истлев в море огня!

Трогвар проснулся, когда его клетка зашаталась на скрипящей цепи, и двери ее с грохотом открылись. Две черные фигуры, ухватив варвара за руки, вытащили его из клетки, швырнув на каменный пол. Трогвар зарычал и попытался подняться, но мощный удар закованной в металл ноги бросил его обратно на пол.

Расплатившись с квартом, дроу, сопровождаемый своими охранниками-орками, отвел Трогвара в небольшой дом на одной из узких улочек Мензоберранзана. По меркам темных эльфов дом был обставлен не слишком роскошно, но главным достоянием хозяина был, безусловно, глубокий подвал, представляющий собой целую сеть крупных пещер, в которых ютились рабы и слуги, прикованные к стенам цепями.

Дроу лично провел варвара по хитросплетению подземных ходов, дабы тот мог своими глазами увидеть ужасную нищету, в которой жили рабы и прочувствовать незавидность своего положения. Остановились они у огромной, обитой железом двери, дроу вытащил из кармана хитрый ключ, и открыл ее, несколько раз провернув его в проржавевшем замке. Дверь со скрипом отворилась и, грохоча металлической оправой, ударилась о каменную стену пещеры. Взору Трогвара открылась небольшая затхлая каморка, доверху набитая доспехами и оружием, некоторые дубины и топоры опирались на деревянные подставки, другие в беспорядке валялись на полу, поверх них были небрежно свалены шлемы и щиты. На тренировочные манекены были нахлобучены измятые и новые, блестящие панцири и нагрудники. Кроме всякого гоблинского мусора здесь были свалены несколько неплохих клинков явно варварской работы, один тяжелый оркский топор, поорудовать которым Трогвар не отказался бы и в лучшие времена, и шлем явно дворфской работы, стоивший целое состояние по меркам варваров и не слишком отличавшийся от треснувшей гоблинской дубины на взгляд темного эльфа. Трогвар недоуменно развернулся к своему новому хозяину.

Больших аргументов Трогвару не требовалось, подобрав с земли примеченный им ранее оркский топор, он подвесил его на широкий пластинчатый ремень, одел поверх кожаной куртки легкий панцирь южной работы, нахлобучил на голову дворфский шлем и кивнул дроу, показывая свою готовность к бою.

Дроу равнодушно оглядел варвара и провел его по длинному коридору в комнату ожидания где, переминаясь с ноги на ногу, уже стояли два гладиатора. Человек и орк. Не проронив ни слова, дроу удалился, оставив Трогвара с товарищами по несчастью, ожидать своей очереди сложить голову на арене.

Шумные вопли зрителей и лязг металла доносились из-за толстой дубовой двери. Нервно покосившись на дверь. Трогвар попробовал завязать разговор с чернокожим южанином, вооруженным огромным двуручным мечом. Вообще-то по строгим законам народа Лося варварам нельзя было общаться с бесчестными южанами, но Трогвар за последнее время и так нарушил почти все мыслимые законы своего племени. К сожалению, южанин не понимал ни общего языка, ни наречья гоблинов, ни, тем более, варварского диалекта, а потому только улыбался идеально белыми зубами и пожимал плечами, что-то бубня себе под нос. Разговор с орком вообще получился на удивление содержательным «мы выходить на арену, мы драться против воинов дуергаров, мы побеждать!», вот и все, что удалось узнать варвару от зеленокожего гладиатора. Неловкое молчание, воцарившееся в комнате ожидания, нарушил скрежет открываемых дверей, под шумный гул толпы два гоблина внесли туда изуродованный труп закованного в помятые латы орка, и жестами поманили гладиаторов выйти на арену.

Арена представляла собой огромную овальную пещеру около трехсот метров в диаметре. На огромных рукотворных скамьях расположились сотни зрителей, криками приветствующих гладиаторов. Приглядевшись, Трогвар обнаружил, что одна половина трибун была заполнена темными эльфами, а другая - беснующимися серыми дворфами-дуергарами. Похоже, поединок гладиаторов представлял собой нечто большее, чем простое зрелище. Это была сложная часть Мензоберранзанского общества, служившая неким мостом между темными дроу и их серыми соседями, которых эльфы всей душой презирали и с которыми все же вынуждены были сотрудничать. Здесь решались сложные дипломатические вопросы и заключались торговые соглашения, а многочисленные информаторы из числа обеих народов рыскали в толпе, собирая слухи и ценные сведенья. В Подземье, лишенном свирепых зим и нескончаемых дождей, превращающих дороги подлунного мира в непроходимое месиво, не было природных условий, придававших хаотичный эффект рынку и торговле, делая ее таким образом невероятно прибыльным, и рискованным делом. Поэтому хитроумные дроу и дуергары решили создать их самостоятельно. В зависимости от того, чей чемпион победит на арене, повышались или понижались пошлины на ввоз товаров в Мензоберранзан, стоимость места на рынке и другие жизненно важные для торговли факторы.

Ничего не знавший об этом Трогвар уставился на заполненные зрителями трибуны, в изумлении созерцая это столпотворение. Внезапно послышался треск распахиваемых с другой стороны арены ворот, и на круглое поле вырвались гладиаторы дуергаров. Их было трое, так же, как и гладиаторов, представлявших дроу. Низкорослый дуергар, сжимающий в руках огромную, едва ли не превышающую его в размерах секиру, дрессированный куа-тоа, представитель расы подземных рептилий, с двумя маленькими арбалетами в руках и тяжелым мечом за спиной, и облаченный в легкую кожаную броню гоблин с двумя кинжалами в руках и зверским выражением на лице. Трогвар прикинул, что легко справился бы с гоблином, но насчет серого дворфа и куа-тоа был неуверен, ему еще ни разу не приходилось вступать в бой с этими тварями.

Противники начали медленно сходиться под бурные крики толпы. Когда между ними оставалось менее сотни метров, чернокожий южанин, размахивая мечом, бросился вперед, и тут же осел наземь, пронзенный стрелами ящерицы. Похоже, он считал себя намного сильнее, чем был на самом деле. Трогвар попытался вступить в бой с гоблином, чтобы оставить дуергара более выносливому орку, но гоблин тоже был не новичком в битве и, проигнорировав выпад Трогвара, бросился добивать пытающегося встать южанина, ловко уворачиваясь от атак орка. Куа-тоа, перезаряжавший арбалеты, временно вышел из боя.

Трогвар, оставшись один на один с дуергаром, осторожно закружил вокруг своего низкорослого противника, примеряясь к оркскому топору, непривычно легкому для его руки. В отличие от варваров орки часто прорезали в своем оружии отверстия, оставляя только острую полоску лезвия, чтобы уменьшить вес оружия. Неискушенные в культуре орков глупцы считали их оружие грубым и бесполезным, но в руках умелого воина оно работало не хуже дворфского. Дуергар перебросил свой топор из одной руки в другую и резко взмахнул им, целясь варвару по ногам. Трогвар подпрыгнул и обрушил удар на голову дворфа. Шлем дуергара раскололся, но лезвие топора так и не добралось до поросшей длинными серыми волосами головы дворфа. К сожалению дворфы на удивление легко выдерживали удары по голове, и дуергар, не останавливаясь, ударил Трогвара тупой стороной топора по ногам.

Варвар упал на землю и откатился в сторону, избежав удара огромного топора, краем глаза он заметил как чернокожий южанин, все еще живой, несмотря на торчащие в плече и в груди стрелы, дерется с гоблином, а куа-тоа наводит на него свои арбалеты, пятясь от бегущего на него орка. Трогвар встал на ноги и отбил еще один удар рычащего дуергара. Даже в былые времена Трогвар хорошо подумал бы, прежде чем ввязываться в драку с таким противником. Сейчас же, истощенный длительным заключением в клетке, варвар думал только об одном - как бы следующий удар глубинного дворфа не стал для него последним. Дуергар, в отличие от Трогвара, сражавшийся на арене не по принуждению, а за хорошую плату, был гораздо более опытным и умелым противником. Но также и более самоуверенным, а для гладиатора это был серьезный недостаток. Увидев, как варвар, отброшенный его последним ударом, упал на землю, дворф решил, что бой окончен и, открывшись, поднял над головой тяжелый топор, намереваясь разрубить варвара на две кровоточащие половины.

Трогвар, изумленный тем, что его наивный маневр удался, резко развернулся и ударил дворфа топором по открытому животу. Дуергар заорал и выронил топор, чувствуя, как из огромной открытой раны, на покрытый песком пол пещеры вместе с кровью начинают вываливаться его внутренности.

Не обращая больше на смертельно раненного дворфа никакого внимания, Трогвар ринулся на помощь южанину, кожа которого блестела от залившей ее крови, неудержимо сочившейся из многочисленных ран в его теле. Но тут куа-тоа снова выстрелил из своих арбалетов и мученьям чернокожего воина настал конец. Одна из стрел угодила ему точно в глаз, насквозь пронзив голову. Второй выстрел ящер сделать так и не успел, топор орка разбил зажатый в его руке заряженный арбалет, и противно скрежеща, прошелся по вовремя подставленному мечу, который куа-тоа с неимоверной быстротой вытащил из-за привязанных к спине ножен.

Трогвар, стараясь не обращать на дерущихся орка и ящера лишнего внимания, пошел на невысокого гоблина, с улыбкой ожидавшего его, подбрасывая своих кинжалы. Варвар ударил его топором, но гоблин легко ушел от скользящего удара и исполосовал незащищенную руку Трогвара своими дьявольски острыми кинжалами. Варвар взвыл и выпустил топор, гоблин, рассчитывая на легкую победу, ринулся вперед, размахивая клинками, и тут его лицо натолкнулось на каменный кулак рассвирепевшего Трогвара.

Свернув мерзкому гоблину шею один ударом, Трогвар поднял с земли свой топор, и побежал на помощь к орку, явно проигрывавшему ящеру схватку на мечах. Видя приближение нового противника, куа-тоа усилил натиск, и пробил-таки оборону орка, двумя выпадами отрубив ему обе руки. Отрубленные руки, поливая кровью песок, с глухим шлепком упали на землю. Зрители замолкли, глядя, как истекающий кровью орк падает в песок. И взорвались одобрительными криками, когда он, извиваясь, забился на земле в нечеловеческих муках.

Куа-тоа развернулся и, быстро перезарядив оставшийся у него арбалет, выстрелил в приближающегося Трогвара. Стрела пронзила ногу варвара, и он полетел на землю, подняв тучу песка и пыли. Куа-тоа одним движением взвел арбалет и прицелился. Трогвар последним усилием метнул в стрелка легкий топор. Сверкающий полумесяц лезвия срезал не успевшему отскочить ящеру полголовы, и мертвое тело куа-тоа упало на землю, орошая ее фонтанами крови.

Толпа разразилась восторженными криками, и Трогвар нашел в себе силы подняться на ноги, чтобы приветствовать ее победителем, а не лежащим в песке раненым слабаком. Подняв вверх окровавленные руки, Трогвар радостно засмеялся. В его жизни снова появился смысл.

Исилди спрятал книгу заклинаний в тайнике, указанном ему Ансоталахом, и вернулся в Круглый зал, чтобы продолжить занятия с Мигорхоргом. К его удивлению, дроу, упершись босыми ногами в круглые перила, стоял на балконе, подняв лицо к черному потолку огромной пещеры Мензоберранзана.

Исилди подошел к наставнику и осторожно коснулся круглых, идеально гладких перил, в очередной раз, поразившись чувству равновесия Мигорхорга и его ловкости. Дроу соскользнул с перил, ловко приземлившись на прохладный каменный пол. Заложив руки за спину, он продолжал смотреть в черную бездну, простиравшейся на многие мили пещеры. Постояв рядом с Мигорхоргом несколько минут, Исилди откашлялся, и решил задать один давно волнующий его вопрос:

Он долго не решался задать этот вопрос, и каждый раз собираясь сделать это, предугадывал ответ, и всякий раз бросив беглый взгляд на Мигорхорга, понимал, что не может даже посметь приблизиться к истине, известной его наставнику.

Одинокая фигурка, застывшая, затерявшаяся в царстве тьмы.