Тэйа покорно стояла на коленях перед алтарем Ллотх, или Лолтх, как часто называли темную боги&# 10410t199k 1085;ю. Огромный каменный паук навис над тонкой фигурой младшей жрицы, будто готовясь к прыжку. Перед Тэйей лежали два круглых драгоценных камня, сверкавшие зелеными гранями в неверном свете факелов, установленных в соборе Дома Баэнре, чтобы лишний раз подчеркнуть все великолепие огромного зала. Магическое изображение Ллотх струилось по потолку мириадами линий, пульсирующих на свету, черный трон верховной матери пустовал, слишком уставшая после дневных церемоний, она отдыхала в своих покоях.

Тем лучше. Дело, которое намеревалась совершить младшая жрица, не терпело помех и вмешательства других жриц. Это было ее дело, ее и Ллотх.

Два камня, предназначенные заменить глаза Ансоталаха, взмыли в воздух, светясь внутренней магической энергией. Конечно, для такого дела лучше было взять огненные опалы, светящиеся адским пламенем, очень похожим на свет, испускаемый глазами дроу. Но они, скорее всего, лопнули бы, не выдержав силы заклинания. Другое дело - зеленый изумруд, этот материал издревле использовался для создания могущественных магических предметов.

Все еще прося у Ллотх поддержки, Тэйа начала произносит сложную паутину слов заклинания. Но паучья королева не отзывалась на ее мольбы и младшая жрица поняла, что в этот раз должна была сделать все сама, без поддержки какого-либо божества, Ансоталах был прав, теперь он был безразличен верховной матери и самой Ллотх. Всем, кроме Тэйи. Она все еще помнила их игры в библиотеке, когда старший брат учил свою сестру леветировать в огромном зале и вызывать с другого плана странных зверей, с которыми она потом подолгу играла. И эти светлые воспоминания, все еще жившие в ней после шестидесяти лет жизни в Мензоберранзане, были дороже всех почестей Ллотх.

Сверкающие камни светились внутренним светом, поглощая силу заклятья Истинного Видения, которое раз за разом повторяла над ними Тэйа. Это была не молитва жрицы дроу, это было заклинание мага, которому ее научил сам Ансоталах.

Когда, наконец, все было закончено, младшая жрица едва нашла в себе силы подняться на ноги, настолько истощило ее многократное произнесение сложного заклинания. Но камни светились магическим зеленоватым свечением, впитав в себя всю мощь произнесенного ей заклятья, и это была награда, дороже которой не было для Тэйи. Взяв в руки камни, она почувствовала, как пульсирует в них сила, без сомнения это был один из лучших магических предметов, созданных дроу, энергия, заключенная в камнях, могла непрерывно поддерживать в них заклинание Истинного Видения в течение нескольких столетий.

Счастливо улыбаясь, Тэйа схватила камни и побежала к узкому туннелю, ведущему в комнату Ансоталаха, подпрыгивая и радуясь, как ребенок. Такой подарок, несомненно, улучшит ее отношения со старшим братом, испорченные во время поисков этой дурацкой книги заклинаний, которую он, похоже, действительно сжег или выбросил.

Ансоталах сидел на кровати, задумчиво перебирая пальцами тонкую адамантиновую проволоку, он никак не мог привыкнуть к металлическим вставкам в тяжелых перчатках, и испытывал трудности в обращении с мелкими предметами. Изуродованное шрамами и ожогами лицо мага было сильно напряженно. Послышались шаги, и в комнату ворвалась Тэйа.

Не дожидаясь разрешения, она подошла к брату, и, поочередно раздвинув его ужасные пустые глазницы, вставила в них зеленые камни. Ансоталах, не до конца осмысливший слова Тэйи, почувствовал жжение, исходившее от магических камней, и попытался вырвать их.

Ансоталах сжав кулаки, терпел сильную боль в голове, пока магическая энергия не проникла в его тело, объединившись с аурой дроу. Постепенно к нему возвращалось давно забытое чувство, перед глазами поплыл туман, начавший понемногу проясняться. Сначала он увидел контуры окружающих предметов, черные на внезапно побелевшем фоне, потом цвета медленно заполнили картину, и перед его взглядом появилось улыбающееся лицо Тэйи. Это было не похоже на инфравидение или обычное зрение, каким изредка пользовались дроу, это было нечто иное, он не видел тени, только свет, мазками сливавшийся в единую картину, лишенную привычных цветов и будто сплетенную из тонкой металлической проволоки.

Это еще не все, - сказала Тэйа, когда Ансоталах поставил ее на пол и упал в свое любимое кресло, рассматривая собственные руки, - заклинание Истинного Виденья, благодаря нему ты можешь видеть предметы и людей, защищенных невидимостью. Заклинание не истощится в течение ближайших пятисот лет.

А-а, значит, я снова понадобился темной боги&# 10410t199k 1085;е. - Разочаровано протянул Ансоталах.

Я свободен, я по-настоящему свободен! - Воскликнул Ансоталах, разве не об этом мечтает с детства любой дроу? Освободиться от уз семьи, от рабства в тенетах темной боги&# 10410t199k 1085;и, от самого гнетущего Мензоберранзана. - Спасибо, ценнее этого подарка нет ничего на свете.

Мать Баэнре никогда не любила затянувшееся ожидание. Вцепившись высохшими черными руками в подлокотники трона, она пристальным взглядом красных глаз буравила двери, ожидая, когда в них войдет ее сын.

Да, очень жаль, это была ценная книга. Как и та, которую ты сожгла несколько дней назад, ценная и опасная. - Улыбнулась верховная мать. - Эта была последняя, в который было упоминание имени Грохроги&# 10410t199k 1084;а?

Двери в собор отрылись, прервав разговор двух жриц. И в зал, горделиво расправив плечи, вошел Ансоталах, сверкая своими новыми зелеными глазами. Он был одет подчеркнуто скромно: в черную рубашку с фиолетовыми отворотами и привычные широкие штаны. На ногах сверкали высокие сапоги. От Тэйи не укрылось одна небольшая деталь - вся одежда была лишена золотой вышивки в виде пауков, символизирующей преданность Ллотх, хотя раньше Ансоталах всегда подчеркивал свою преданность паучьей королеве, цепляя на одежду золотых и адамантиновых пауков, ныне начисто срезанных ножом с рукавов и груди черного костюма. Эта небольшая, но говорящая о многом, деталь укрылась от внимания занятой собственными мыслями матери Баэнре. Ее внимание всецело привлекли зеленые глаза Ансоталаха, зеленые глаза.. Как непривычно они смотрелись на изуродованном черном лице дроу. Лысая, покрытая шрамами голова, на которую маг догадался надеть фиолетовый берет, склонилась в почтительном полупоклоне, когда легендарный дроу приблизился к трону верховной матери. Баэнре знала своего сына больше пяти сотен лет, но теперь не могла определить, о чем он думает, сверкающие зеленые глаза скрывали все эмоции, безразлично глядя сквозь верховную мать. Ни у одного дроу не было зеленых глаз, только Дриззт До'Урден имел лиловые глаза, и проскочившая ассоциация между своим сыном и мятежным отпрыском восьмого дома не успокоила верховную мать. Мэлис стоило выколоть своему проклятому сыну глаза, он подает плохой пример другим мужчинам-дроу.

Хотя в остальном бегство Дриззта играло на руку Баэнре, теперь, когда Закнафейн мертв и а его сын сбежал, только дети первого дома -

Исилди шел на руках по длинному коридору второго яруса центрального здания Дома Баэнре. Тяжело пыхтя, он тщетно старался держать ноги вертикально, но они предательски сгибались в коленях, и гоблин болезненно жмурился, предчувствуя удар шестом, которым его всякий раз награждал следующий за гоблином Мигорхорг.

Исилди был полностью не согласен с этим утверждением, но спорить не стал. За последний месяц он ясно усвоил одно - спросить с Мигорхоргом, значит злить Мигорхорга, а злить Мигорхорга означает получать очередную серию отрезвляющих ударов шестом, которым учитель мог небрежным движением разрезать нападающего врага буквально на две половины.

Пройдя еще шаг, Исилди почувствовал легкое головокружение и с грохотом упал на твердый каменный пол.

Исилди осторожно поднялся на ноги, проверяя, не сломал ли чего. К счастью на этот раз он упал лучше, чем в предыдущий, и всего лишь вывихнул ногу. «Уменье правильно падать - это целая наука.,- сказал ему когда-то Мигорхорг, - но у меня нет времени тебе все это объяснять, будешь учиться на практике». Странный дроу снова оказался прав, за прошедшее с начало обучения время Исилди падал больше, чем за всю жизнь, и трижды ломал себе руки и ноги. И все же он был рад возможности научиться сражаться, это поможет ему покинуть пещеры Мензоберранзана и отомстить за свой народ в настоящем бою, а, не зарезав какого-то жалкого пленника, как он хотел поступить вначале.

Верно, - кивнул Мигорхорг, довольный логи&# 10410t199k 1082;ой своего воспитанника, - тебе он ни к чему. Каждое живое существо учиться только на собственных ошибках, прислушивайся к реакциям собственного тела, они - лучший учитель.

Пересиливая боль, он снова встал на руки и медленными шажками направился вперед по коридору, перенося вес тела с одной руки на другу, правая, левая, правая, левая.

Нарэк сосредоточенно перелистывал дневник Эленгара, ища заветные строки заклятия огненной стрелы. Проклятый маг не вел отдельной книги, предпочитая записывать все известные ему заклинания в многочисленные дневники своим корявым почерком. Рядом с мятыми листками очередного дневника лежала книга Нарэка в кожаном переплете с железной полосой, вделанной в край, так чтобы он со временем не стерся, превратившись в комок пожеванной кожи, как это случилось с этими проклятыми дневниками.

Если, конечно, глазами можно было назвать два мерцающих зеленоватым светом изумруда, вставленные вместо глаз в обгоревший череп Ансоталаха.

Нарэк спохватился и испуганно уставился на начищенные носки своих ботинок. Никто кроме Ансоталаха и верховной матери не воспринимал этот запрет всерьез, даже Тэйа позволяла младшему брату смотреть в ее водянистые бледно-красные, почти розовые глаза. Нарэк ненавидел своего старшего брата за его отвратительную манеру говорить с самим собой. За его глупую, безмятежную сосредоточенность, в которую он впадал всякий раз, завидев новую и обычно совершенно непонятную молодому дроу книгу. За то, что его больше других братьев любила Тэйа и поощряла верховная мать и, конечно, за его потрясающие успехи в колдовстве и воинском искусстве, благодаря которым он стал известен не только в Мензоберранзане, но и во всем остальном Подземье.

Взбешенный Нарэк негодующе поднял глаза и уставился в зеленые изумруды Ансоталаха, разрываясь между желанием схватить прислоненный к стене Ифрит или позвать Грохроги&# 10410t199k 1084;а, чтобы он показал этому напыщенному идиоту силу настоящего мага. В конце концов, желание лично разделаться с обидчиком возобладало в душе Нарэка, и его руки сжались на прохладной рукояти Ифрита.

Нарэк, разозленный новыми оскорблениями, ринулся вперед, размахивая клинком с огромной, как ему казалось, скоростью. Ансоталах в последний момент ушел от удара, с кошачьей грацией отскочив от приближающегося меча. Даже будучи покалеченным, он легко мог разделаться с таким неумелым воином как Нарэк.

!

! - дребезжа сорванным голосом, проорал Нарэк в лицо старшего брата.

Нарэк поднялся, отряхивая с одежды пыль. Потом резко выбросил вперед руку; из многочисленных магических колец и перстней, которыми были унизаны пальцы Нарэка, вырвалась всесокрушающая волна огненных, астральных, ядовитых и энергетических потоков. Ансоталах спокойно провел рукой в черной перчатке на пути, несущегося на него потока, и тот разбился о невидимую преграду, шипящими магическими искрами обдав все вокруг.

.Когда Нарэк пришел в себя он обнаружил что, во-первых, его перенесли в комнату Ансоталаха, во-вторых, сам Ансоталах сидит неподалеку на стуле и задумчиво смотрит своими безжизненными глазами в пламя камина, служившего скорее предметом роскоши, чем каким-либо иным целям. Несколько минут потребовалось Нарэку, чтобы сфокусировать взгляд и увидеть, как Ансоталах отрывает и бросает в камин драгоценные листы древних дневников, исписанные корявым почерком Эленгара.

Нарэк с ужасом осмотрел свои пальцы, охлопал одежды и проверил мешочек на шее, где лежал его амулет, символизирующий принадлежность к Дому Баэнре и драгоценный камень, увеличивающий силу владельца. Все пропало, кроме амулета с эмблемой Первого Дома, естественно. - Ну вот, лишившись своих безделушек, ты - никто, теперь даже твой гоблин легко расправиться с тобой, потому что в отличие от хозяина он уделяет достаточно времени тренировкам.

Нарэк встал с кровати и, разминая ноги, прошелся по комнате, сейчас он мог напасть на сидящего на стуле Ансоталаха со спины, проломить ему голову тяжелой вазой или графином, метнуть в него лежащий на столе столовый нож. Но что-то удержало руку Нарэка, он хотел узнать предел возможностей этого мага, хотел перенять у него потрясающее умение держать себя в руках в любой ситуации, умение запоминать и вовремя использовать ошибки врагов и с неимоверной скоростью выводить в воздухе сложные символы, необходимые для заклинания. Умение быть магом.

Ансоталах, чувствуя тепло камина на своем лице, оторвал последнюю страницу дневника и бросил ее в огонь. На его губах играла уродливая ухмылка «кто бы мог сомневаться.».

.Джарлаксл любил темноту. Она была его единственным преданным другом и никогда еще не подводила наемника. Обычно Джарлаксл одевался вызывающе: пестрые, фосфоресцирующие магическим светом в кромешной тьме туники, яркие перстни и кольца, половина из которых обладала магической силой, и последний писк - ножны для шпаги с колесиком, катающимся по полу. Джарлаксл вспомнил, какое лицо было у Триэль, когда она увидела эту глупость, воистину видеть такое изумление на лице верховной жрицы - дорогое удовольствие, ради которого не стоит жалеть никаких средств.

Но когда наемнику требовалось проследить за кем-то без посредников, убрать мешающего ему субъекта или прийти на назначенную тайную встречу, он всегда одевался в одноцветные черные однажды. Поверх туники он одел свой старый пивафи с вышитым на внутренней стороне символом благородного Дома, «которого никогда не было в Мензоберранзане». Его, Джарлаксла, родного Дома. Он давно переборол в себе душевную боль, всякий раз возникающую при прикосновении к плащу, но спокойно брать в руки спрятанный в одном из ящиков медальон с той же эмблемой так и не научился.

Залы Дома Баэнре были пусты. Вдали ритмично ударялись о пол сапоги патрульных-дроу, а на нижних этажах - орков. Джарлаксл стражи не боялся. Скорее весь Мензоберранзан заполонят зеленые халфлинги, чем его обнаружат простые охранники, это была не похвальба, а простая констатация факта.

Во мраке переходов сверкали только глаза Джарлаксла, все остальное: лицо, руки и другие части тела были плотно замотаны черными бинтами, скрывающими предательское тепло. Шаги послышались в опасной близости от крадущегося наемника. Он застыл, прислонившись к стене, и плотно зажмурил глаза - веки были смазаны грязью с озера Донигартен. Он предусмотрел практически все. Мимо, буквально в нескольких сантиметрах прошагали стражи, обдав его волной тепла собственных тел, сейчас наемника не могли увидеть глаза ни одного дроу. Живые глаза.

Ансоталах Баэнре сделал вид, что не заметил застывшего у стены Джарлаксля и остановился рядом с ним, опустив плечи в притворной расслабленности, как будто ожидая кого-то. Наемник с ухмылкой занес руку, намереваясь сильно хлопнуть мага по плечу, сняв с него маску равнодушия и безразличия к окружающему миру, бесившую Джарлаксля, считавшего это своей «монополией», как выразилась бы Тэйа, перенявшая это слово у дуергаров.

Ансоталах увернулся от руки наемника и сильно толкнул его, повалив изумленного Джарлаксля на пол.

», знаешь ведь, что я этого терпеть не могу еще со времени учебы в Академии.

Она - импульсивнее и более непредсказуемая. - Не без горечи признал Джарлаксл. - Поэтому она в таком фаворе у Ллотх, наша боги&# 10410t199k 1085;я обожает хаос, а Тэйа с ее импульсивной эмоциональность - его воплощение, манифестация на материальном плане. Сегодня она любит тебя как брата, а завтра возненавидит и вонзит нож в спину, и знаешь, что самое поразительное - оба чувства будут настоящими, без всякого притворства.

Джарлаксл скривился, как от удара, и скрылся за поворотом, волоча по полу чересчур длинным пивафви.